выходит.
От Кулака уже растерянный взгляд отвела, но вынуждена вернуться, так как заговаривает опять он.
— Что там такое?
И он кивает на мой телефон.
Так, я реально что-то пропустила. Обвожу остальных взором, но никто не бросается пояснять. Они все будто бы в сторону смотрят.
— Что в телефоне там? — повторяет он бесцветно, но требовательно.
Опешив от бесцеремонной настойчивости, телефон невольно прижимаю к себе.
Ему, как будто, никто не объяснил, насколько невоспитанно и неуместно переть танком с такими вопросами. Еще и на всю комнату.
Испытываю стыд, вспоминая, что… по сути, наверно, некому было ему объяснить.
— Ничего, — волосы спадают на лицо и поправляю их. — Отвлеклась на заголовок. Так что там с забором на границе?
Он медлит, но явно не по поводу забора. Обдумывает, как еще спросить.
— Нормально там все?
— Где? — практически запинаюсь я, но это, слава богу, незаметно.
Кулак снова кивает на мой смартфон.
— Нормально все, — тараторю.
И он знает, что я вру. Застывшим взором изучает мое лицо. Мэр прочищает горло, но кого это волнует.
Слишком резко дергаюсь, когда обнаруживаю, что справа ко мне незаметно подошел один из доберманов с распечаткой. Принимаю листки с благодарностью.
— Ходи осторожно, — приказывает ему Кулаков.
И переводит внимание снова на меня, и смотрит то в лицо, то на мой телефон.
— Долго читала, как для просто заголовка, — замечает он.
Я не нахожу, что ответить, и после этого Кулак глазами преследует меня всю оставшуюся встречу.
«Конференц-зал» покидаю выжатая, как лимон. Доберманы в костюмах там уже шампанское готовят небось.
Ничего, ночью соберусь с силами и поменяю тактику. Сегодня я просто устала — и это пройдет.
Кулак не упускает возможности дожать мой день неприятностями. Выясняется, что его столичное Величество не только поселился в Гостинице, но живет со мной на одном этаже.
Обнаруживаю это эмпирически, так как собственные номера мы открываем ключами практически одновременно.
У меня едва не вылетает телефон из руку, и бес оборачивается на шум. Я блокирую экран, но взглядом успеваю выхватить фотографию Загродского на незакрытой странице браузера.
Снова досадно выдыхаю.
— Так что там? — вполголоса Кулак начинает снова.
Впору рассмеяться, но это ни хрена несмешно.
Вот что значит инстинкты акулы. Почуял пущенную кровь. Вынуждена признать — это высший класс. Просто из воздуха он уловил самое мое слабое место.
— Прочитала неприятную новость, — бросаю ему кость. Заслужил.
Хлопаю дверью до того, как Кулаков успевает ответить.
Сообщение он мне присылает через пару минут.
Втыкаю в экран, наверно, долго. Ей-богу, кажется за окном успело потемнеть.
Кулаков: звони сразу мне, если что
Откуда я должна знать, что это означает?
На мгновение прошибает холодный пот, что Кулак и до этого пробрался в моем прошлом, но сразу попускает — это на грани невозможного. То, что произошло не стало широко известно, и только для меня оставило неизгладимый след.
В Васильках придется задержаться, потому что две консалтинг группы, работающие на Кулака, разворачивают деятельность невиданного масштаба для поселка.
Устав мы утверждать будем явно долго.
Им это на руку, пока они еще не прошли две оставшиеся инстанции.
Им выгодно затягивать время.
Надеются, что я выдохнусь и сдамся.
Естественно, я не сдамся, но выдыхаться уже начинаю. С деньгами катастрофа, и зависание в поселке нарушило все мои планы.
Но если дам слабину — то это все.
И мэр прогнется, а потом каменноголовый Кулак и громаду окрутит.
Они готовят благотворительный концерт на земельном участке прямо завтра, и от столь дешевого фокуса перед глазами искры вспыхивают. Еще и предупредили меня в последний день. Ну, чтобы не лезла.
Вот, оказывается, зачем Егор Лин здесь, и он тоже промолчал.
Возле Гостиницы что-то много нервных людей носится. Разузнав последние новости, направляюсь к месту происшествия.
Кто-то обстрелял ночью пустующие торговые площади в центре. Все стекло перебито — эту часть здания тоже отреставрировали, но еще никто вьехал. «Все по 15» находится неподалеку.
Вдоль разбитых стекол собираются люди, а мэр вытирает пот со лба. Хмурый Кулаков тоже маячит в конце улицы.
Женщины, обмахивающиеся газетами и флаерами, судачат и искоса поглядывают на беса. Рядом с ним тусуются несколько мужиков весьма специфической внешности.
— Еще не успел ничего отгрохать, а уже нате, все обгадил, — раздается у меня за спиной голос и я узнаю Матвея, директора детского дома.
С ним у меня хорошие отношения, но мы стали реже общаться. Вся эта история с комплексом перекрыла подготовку к ремонту. Матвей самоустранился от дилеммы по строительству, как он всегда делает в проблемных вопросах.
Директор детдома — не любитель конфликтных ситуаций.
— Изверг, — заключает он, имея в виду Кулака.
Я собираюсь ответить, но тут вижу Миру Никоновну. Через некоторое время директор детдома вроде дергает меня за локоть, но я отвлекаюсь от разговора с подругой не сразу. Оборачиваясь, не могу его найти.
— Я буду в отпуске месяц, — вдруг бурчит Матвей откуда-то сбоку.
— А, хорошо, — откликаюсь я.
По улице с трудом вышагивает Сергей Степанович, и большая часть присутствующих напрягается.
Пожилой коренастый мужчина с косыми седыми усами — местный злодей. Нет, не преступник, и не хулиган, и не пьяница, и даже не сплетник.
Сергей Степанович владеет большей долей собственности в Васильках, и на протяжении десятка лет портит всем нервы. С ним никто и никогда не может договориться с первого раза, и он ни с кем не общается по-дружески. Также он, как Скрудж, сидит на мешках с деньгами, а сам живет в едва ли не худшей избе поселка. И покупает все только по скидке.
Расстрелянные витрины принадлежат именно Сергей Степановичу.
— Ну, говорил же окна заморские — к беде, — гнусно возмущается он в сторону одной из женщин. — Удумали вы все!
Кулак и его бритоголовая свита уже передвинулись поближе к центру улицы, завладев вниманием раздосадованного мэра.
Один из строителей, что курит неподалеку, сплевывает на землю и не стесняется в выражениях:
— Да все знают, кто это сделал. Еще и расследование хотят! Долго придется кумекать, ага. Совсем людей за дураков держат.
Добрая половина горожан косится
